Камень у дома

— У-у, бродатый, уходи, уходи… Не люблю бородатых, не люблю – перед самым лицом молодого мужчины отчаянно замахала руками пожилая женщина, отчего шерстяной платок сбился с ее головы, обнажив седые волосы с редкими прядями черных полос. На лице ее явственно читалось  глубокое страдание, перемешанное с отчаянием. 
– Мама, это же я, твой сын Абдулла, ты меня не узнаешь?
– Уйди, бородатый, уходи… Не люблю…  У меня нет сына Абдуллы. Моего сына зовут Ратмир… Не люблю бородатых, терпеть не могу. Уйди от моих дверей, – продолжая размахивать руками перед лицом Абдуллы, женщина закрыла дверь перед его лицом. Затем послышался звук металлической щеколды… 
Абдулла почесал затылок, провел обеими руками по длинной рыжей бороде и присел на камень у ворот отцовского дома. Незаметные в сгущающейся темноте осеннего вечера горячие слезы текли по его бороде. Не ожидал он, что мать так встретит его после почти семилетнего отсутствия…
Абдулла обхватил голову руками и стал раскачиваться взад-вперед, как когда-то делал его отец, пребывая в отчаянии… Тяжелые, нерадостные мысли стали быстро разворачивать свой свиток перед мысленным взором Абдуллы…
Ратмир не отличался прилежностью в учебе. Честно говоря, в их большой семье никто особо не учился. Отца Сайфуллу нередко вызывали в школу и из-за плохого поведения его шестерых сыновей. Ратмир был младшим. Сайфулла с большим неудовольствием ходил на родительские  собрания, со сдвинутыми густыми бровями приходил из школы назад, собирал всех сыновей перед домом (чтоб жена не видела) и уставшим голосом говорил: «Ладно, учиться вы не хотите, но хоть вести себя как люди можете? Мне надоело выслушивать эти постоянные жалобы... Смотрите, вы доиграетесь у меня». Затем садился на этот самый камень, где сейчас сидел Абдулла, сжимал голову руками и молча раскачивался: взад – вперед, взад – вперед.
Сыновья угроз отца побаивались. Сайфулла был самым крупным мужчиной в селе, водил огромный КРАЗ-255Б, доставшийся ему в конце 90-х, когда дорожное предприятие где он работал больше 30 лет, пустили по ветру. Про таких, как Сайфулла, и говорят: грудь колесом. Он один, без помощи посторонних, валил и резал быка. Больше всего Ратмир любил дни, когда отец менял колеса самосвала – все сельские пацаны приходили смотреть на могучие бицепцы его отца, и Ратмир был этим очень горд... В общем, Сайфулла был чрезвычайно силен. Но удивительно добр. В селе его очень любили, потому что он помогал всем. Часто возил дрова, скошенное сено, строительные материалы сельчан за сущие копейки, иногда и вовсе не брал денег, если семья жила плохо. В свое время он и сам учился в школе на тройки, поэтому ругать сыновей за плохую учебу не мог. Но в жизни никому пакостей не делал, никого не обидел, и ему было больно осознавать, что его сыновья грубят учителям, обижают чужих детей, портят школьное имущество. Сайфулла понимал, что их поведение – это издержки большой любви их матери. Выросшая в семье единственным ребенком, она всегда завидовала соседским девочкам, мечтала о младших сестрах и братьях, чтоб заботиться о них, как нередко признавалась матери…Эту неутоленную в детстве любовь Марият перенесла на собственных детей и вконец избаловала их. 
Марият в последние годы болела, и Сайфулла не хотел причинять ей лишние страдания, ругая при ней сыновей. Вот и оставалось ему, видя тщетность своих попыток исправить поведение сыновей, вот так сидеть на старом камне и, до боли сжав голову в сильных руках, от бессилья раскачиваться взад и вперед…
В 10 класс Ратмир стал ходить в соседнюю школу, где познакомился с тремя ребятами. Они всегда держались вместе, демонстративно не принимали участия в школьных вечерах и КВН, во время уроков физкультуры отказывались играть в одной команде с одноклассницами, в пятницу пропускали последние уроки – ходили в сельскую мечеть. Одевались тоже не так, как остальные ребята – даже  в теплые дни носили рубашки с рукавами и головные уборы-тюбетейки. Чем больше им делали замечания в школе и дома, тем теснее они сплачивались. Как-то незаметно для себя близко сошелся именно с ними и Ратмир …
Через полгода, как Ратмир стал ходить в соседнюю школу, Сайфулла начал замечать изменения в поведении сына. Он перестал бриться, но убирал усы, и лицо его теперь окаймляла рыжая бородка. Когда в гости приходили родственницы, не здоровался с ними за руку, как раньше. Но больше всего Сайфуллу коробил тот факт, что когда он после сельских свадеб приходил домой подвыпивший, Ратмир демонстративно избегал отца и два-три дня не показывался ему на глаза. Отцу поступки сына не нравились, но расстраивать жену, ругая ее любимца, не мог – в последнее время у Сейранат стали происходить нервные срывы по пустякам, и врачи посоветовали Сейфулле оградить ее от любых волнений, быть мягким и ласковым.  К тому же, с родителями оставался только Ратмир, остальные братья кто учился, кто служил, кто уже жил отдельно со своей семьей, и мать всей душой прикипела к младшему. В последние месяцы по селам ходили тревожные слухи, что укрывающиеся в лесах Южного Дагестана «муджахиды» стали набирать в свои отряды молодежь .