Поэт нашего времени

«Дух Божий дышит где хочет». Вот и в душе внучки знаменитого , выдающегося дагестанского, лакского поэта Бадави Рамазанова забил родник поэзии. Через многие десятилетия после его кончины. Как эстафета от поколения к поколению.

Кистаман Абакарова автор по-женски тонких, проникновенных, глубоко прочувствованных, пережитых стихов. Извечные женские темы — любовь, материнство, тревога за мир, в котором она и те, кого она любит. Конечно, это и в тематике мужской поэзии. Но у Кистаман Абакаровой в ее поэзии это высказано с такой женской утонченностью, загадочностью, что сомнений нет — это поэзия истинная, тонкая, нежная.

Со времени поэзии ее дедушки мир так кардинально изменился, что внучка пишет на русском языке. И это дает ей возможность влиться в сонм российских поэтов. Ее стихи достойно представляют Дагестан в сборниках «Дебют» (Национальная литературная премия 2017г) в г. Москва. И в сонме самых известных молодых поэтов России поэзия Кистаман не затерялась. А запоминается тонкой нежной поэтической интонацией. Сложностью и противоречивостью мировосприятия.

Того, кто возьмет в руки сборник стихов Кистаман ждет знакомство с душой и мыслями Поэта. А душа Поэта всегда ищет ответы на извечные вопросы, волнующие всех. Нет сомнения, что поэзия Кистаман будет набирать силу, мощь и глубину с годами и с ее еще предстоящими в ее молодой жизни переживаниями и ощущениями. И мы желаем ей в этом успеха и самых высоких вершин.

Таких, каких достиг ее славный дед, оставивший ей в наследство этот ген поэтического таланта.

В добрый и светлый путь Кистаман!

Качар Гусейнаева,

заслуженный работник культуры России

Абакарова Кистаман Аскандаровна родилась в 1985 году, в городе Махачкала, по профессии врач акушер-гинеколог. Творческую поэтическую деятельность начала в начальных классах школы, публиковать произведения стала с 2014 г. В 2018г. вышел первый сборник стихов «Из глубины души».

ГОРДО ВЫСЯТСЯ ГОРЫ КАВКАЗА

Гордо высятся горы Кавказа,

Охраняя покой Земли.

Ничему не скрыться от глаза

Вековечных хребтов вдали.

И когда небеса сотрясает

Грохот грома, нарушив покой,

Когда молнии всюду сверкают,

Горы гордо стоят скалой.

Мы чуем её запах.

Мы видим её тень.

В её корявых лапах

Теперь и ночь, и день.

Мы слышим лязг и скрежет

Отточенных зубов.

Пугает гневом прежним

И жаждет нашу кровь.

Она не дочь Иуды —

Творение людей.

Друг нищеты и смуты.

Судья, а не злодей.

Уже стучится в двери,

Так чья же в том вина?!

Мы – раненные звери.

Вошла уже война…

Не спит Земля, уставшая от боли,

Опять она разбужена войной.

В который раз по человечьей воле

Ей покрываться смертной пеленой.

И снова кровь, пропитывая почву,

Оставит здесь надолго запах зла.

Людская плоть, разорванная в клочья

От бомб сгорит немедленно дотла.

И только ей не быть уже беспечной —

Земле святой не позабыть смертей.

Но что ей ждать от ненависти вечной

Друг к другу нас, озлобленных людей?!

По склонам гор, в густом лесном массиве

Людская брань, как ярость, закипает.

Полярные схлестнулись там две силы:

Заблудшие и кто свой дом спасает.

Там, под землей в подкопе самодельном,

Сцепились в схватке воин и бандит.

Один в глазах с наживой беспредельной,

Другой с надеждой: мир здесь победит!

Разведчик, что работал под прикрытием,

Раскрыт был неожиданно для всех.

И некуда бежать ему и скрыться:

Кругом густой непроходимый лес.

И было решено среди бандитов

Избавиться от грозного врага.

До бешенства им становилось стыдно,

Что не смогли шпиона разгадать.

Вот террорист, как дьявол с преисподней,

Навел в лицо чекисту пистолет.

Но не на страх он вдохновил – на подвиг,

С призывом обратился к ним агент.

И в сумеречном подземельном свете

Его глаза сверкали, как огни.

И он при сборище огромном этом

Стоял упрямо, не согнув спины:

 «У каждого своя война,

Свои победа и отступление,

Своя гордость или вина

И над совестью преступление.

У каждого своя борьба,

Свои способы и оружие,

Своя проба духа, словно резьба

На сердце шрамами или кружевом.

У каждого – своя тоска,

Пережитая и все саднящая.

Дуло револьвера у виска,

Боль незримая, но настоящая.

Настоящая, как война,

Что внутри у нас всех надрывная.

Она вроде бы и не видна,

Но в глазах — тоска неизбывная».

«Не преступники вы, а демоны,

Проповедники злой войны!

Вы – проростки гнилого семени

С покровительством сатаны.

Омываете кровью чистою

Наши улицы и дома.

Нашу веру в Творца лучистую

Запятнали в чужих умах.

Вы – отцовской земли предатели.

Ваши души – помойный ров.

Не небесные вы каратели,

А отбросы земных миров.

Вы оставьте наш мир и светлое

Небо без перегара бомб.

Наше будущее заветное

Где-то в черном плену котакомб.

Дайте нам просто жить и веровать

В то, что истинно — в Божий свет.

Не хотим мы за вами следовать

В пекло Ада, в ваш Чертов бред!

Я смотрел на Отчизны сынов

И не видел в их лицах людей.

Вам не то, что чужда любовь,

Не осталось в вас даже зверей.

И сквозь черни бесовских молитв

Я не слышал ни слова вины.

А резона бессмысленных битв

Мне никто не смог объяснить.

Я как будто сквозь холод зеркал,

Искажающих правду свинцом,

Наблюдаю падение скал,

Где когда-то резвился юнцом.

Где когда-то я истине внял

С лаской матери, с духом отца:

За любимую Родину встал

И пошел за неё до конца!

Чем виновна ты, Родина-мать?

Свято я дорожу тобой.

Я готов каждый день умирать

За спасенье твоё из оков!

Вдруг рассеялись совесть и честь.

Где же истина – вот мой вопрос.

Но я все таки верю, что есть

Моя правда в горах, где я рос.

Я смотрел на Отчизны сынов

И обида отравная жгла.

Моё сердце, как будто улов

В чьих-то играх бессмертного зла».

Замолчал на минуту разведчик.

Он задумался снова о том,

Как воздействовать собственной речью

На еще неокрепших умом.

В благородном благом порыве

Он вбивал, словно гвозди, слова.

Эту мудрость кто-то впервые

Слышал, может быть, не прерывал:

Волки воют не от досады,

В них инстинкты души важней.

Если хочешь услышать правду,

Я скажу тебе кто страшней —

Люди хищники всех похлеще,

И как водится у волков,

Выживает всегда сильнейший,

Тот, кто вырвался из оков

Милосердия, сострадания,

И от совести… от любви…

Приспособлены те создания,

В чей холодной течёт крови

Равнодушие и презрение –

Все естественный лишь отбор:

У животных клыки и зрение,

У людей на душе затвор.

В эволюции доминирует

Homo sapiens,так и быть.

Но я верю — мы превалируем,

Чтобы чувствовать и любить!

Перед лицом последнего конца

Лицо своё герой не потерял.

С достоинством бесстрашного бойца

О смерти вслух теперь он рассуждал:

«Смерть – это в чем-то начало.

И знаешь, страшна не она:

Страшнее душа без причала,

Что выплыть не может со дна.

Страшнее прожить одиноким,

Когда миллионы вокруг.

Пусть лучше сгрызают нас волки,

Чем наш перед ними испуг.

Страшнее себя ненавидеть

За тысячи прошлых «не смог»,

Чтоб правду свою не увидеть,

Ходить там, где темень и смок.

Страшнее прожить наизнанку,

Себя самого не достать

И все опускать ниже планку,

Чем просто когда-нибудь встать.

Страшнее, когда истончилась

Надежды и веры казна.

А смерть – это то, что случится

Началом иного. Как знать?»

Высокий и статный разведчик

Стал выше ещё надо всеми,

Раздвинув уверенно плечи,

Готовясь к забвенью в бессмертье:

 «Если биться, то только до смерти

Либо вражеской, либо своей.

Никакие секущие плети

Не заставят просить «не убей».

Ненавидеть неистовой мглою

До последнего вздоха врага,

А дружить, неприступной скалою

Охраняя свои берега.

Без сомнений я верю в Бога

И отдам без раздумий жизнь

Я за эту Веру с восторгом,

В ней не капли ни фальши, ни лжи…»

Его слова пронзил проклятый выстрел,

Разведчик пал, но дух его в горах!

О, сколько здесь борцов нетленных истин

Навечно отпечатали свой прах.

Они шли безымянными в пекло,

Становились мишенью для псов,

Покрывались забвением пепла

И не ждали огласки и слов.

Они разве не верили в Бога,

Разве им не пред ним отвечать?

Не встречали ль их дети с порога?

Не ждала ли их к ужину мать?

Они стали живым матерьялом,

Не для смерти их теплилась жизнь.

Сколько Родина их потеряла?

Сколько душ вознеслось к звездам ввысь?

Кто ответит за них, кто рассудит?

Что их детям скажут и кто

Объяснит столько сломанных судеб,

Столько страшных смертей за что?

По истеченью прожитых мной дней

И став мудрее и смиренней тоже,

Не осуждая попросту людей,

Я поняла твой замысел, о Боже.

Из всех людей, что породил ты сам,

Всех самых верных, честных и достойных

Ты забираешь вскоре к небесам,

Наш свет несправедливо так устроен.

Пока они не сгнили, пропитавшись

Дрянного мира желчью и проказой,

Ты молча души лучших забираешь

Безоговорочно, немыслимо и сразу!

Быть может, им там лучше и светлей,

С такой надеждой мы их провожали.

Ты их, пожалуйста, укрой и обогрей,

Раз на земле мы их не удержали.

Лишь тот достоин мира и свободы,

Кто каждый день идет за них на бой.

Не испугавшись сил лихой природы,

Их прикрывает верой и собой.

Лишь от того сгорают метеоры –

Земной оси вселенская беда –

Кто, обхватив в объятия просторы,

Их силой духа гонит в никуда.

Ты можешь быть вождем

И слыть в веках легендой.

И песни сложат, может быть, о том,

Что ты служил Отчизне правдой, верой.

Пусть ты простак, но в доблестных порывах

Ты можешь быть свирепее волков.

Не побоясь знамения расплаты,

Не побоясь избрать неверный путь,

Кровавых ран и горечи утраты,

Не отдавай другим свой шанс рискнуть.

Лишь тот достоин мира и свободы,

Кто каждый день за них идет на бой.

И, проходя сквозь казни и невзгоды,

Живет своей, а не чужой судьбой!

НОЧЬ НЕ ТАК ЧЕРНА

Не верю, что душа бывает грязной,

Что ночь не так черна, как Человек,

Но с каждым днём в бессмысленности праздной

Я ощущаю, как мельчает век.

Как ничего не значат идеалы,

творцов и гениев хулят рабы,

Как будто в дне подкошенные скалы

Вдруг оказались ветхи и слабы.

Как ни за что не ратуют потомки,

Довольствуясь им веленным путём,

Хребты их оттого трухляво-ломки,

Что нет нужды за правду быть истцом.

Им по душе мещанские забавы,

И сыты животы — вот благодать!

Им не претит из сточной пить канавы

И все что продаваемо продать!

Я не хочу ни сетовать, ни злиться,

Менять себя, или других? — вопрос,

Да если б мог хоть кто-то измениться,

Ведь наш Создатель был не так уж прост.

Я говорю, слова, увы, не мины,

И с ними не пойдёшь на эшафот,

Оберегать наказанных невинно,

Всех тех, кого отсеяли, как скот.

Я подбираю рифмы что покраше,

Чтоб были жёще, хлеще, не немы,

А где-то там война идёт не наша,

И умирают дети не мои…

ДУЛО ПРИЖИМАЕТСЯ К ВИСКУ

Дуло прижимается к виску,

Но нажать курок не хватит силы,

Если я на этот раз рискну,

Дно у свежевырытой могилы

Насквозь будет выжжено огнём,

Яростью со тленного чела,

Я сегодня выжившая днём,

Умирала в каждое вчера.

Где моя обитель, мой покой,

Где мое пристанище изгоя?

Я своей дрожащею рукой

Дуло навела в лицо другое:

В зеркале напротив не смеясь,

Но с ухмылкой дерзкою и злою,

Смотрит на меня такая мразь —

Та, что называю я собою.

Зеркало рассыпется за миг

Вдребезги раскромсанное пулей.

Вслед мое молчание, как крик,

А душа, как подожженный улей.

В каждом из осколков на земле

На меня глядит невыносимо,

Та, себя убившая в стекле,

Долго притворявшаяся сильной.

ЛЮБИ, УВАЖАЙ, НЕ ГРЕШИ

Провожая угасшие звёзды

В немой предрассветной тиши,

Я вдруг понял, что жить -это просто:

Люби, уважай, не греши.

Если б мир наш был прочно устроен

На трёх важных этих столпах,

То никто бы из нас не был сломлен,

Но мы сами их вынесли в прах.

И идём по невеленным тропам,

Чтоб Всевышнюю суть отрицать,

Над всемирным глумимся потопом,

И пытаемся жизнь порицать.

И мы думаем в силе есть правда,

И она есть сильнейшим слуга,

И, как будто, играючи в нарды,

Всех упавших стремимся лягать.

Провожая угасшие жизни

В немой предрассветной тиши,

Я отбросил из памяти мысли:

Люби, уважай, не греши!

Потому что с рассветом ложится

По бренной Вселенной молва,

Что тот, кто сильней наживится

Того правота и права.

И так кажется жить будет легче-

Ни с кем не делиться собой.

От людей не получишь увечий,

Их бездушным запасом обойм.

Отчего только снова не спится

В немой предрассветной тиши

Глубоко на душе шевелится:

Люби, уважай, не греши!

И ИМЯ МОЕ — СОВЕСТЬ

Люди кучкуются в стаи, равняются в скопищах,

Я тут одна без участия, права и поприща,

Я будто выбита, выгнана вон из их стойбища

Ибо не в силах кусаться по — скотски в побоищах,

Я ведь — изгой, я — застрявшая в горле кость. Кто ж ещё

Расскажет им то, что грош они все не стоящие.

У них без меня все есть,

И имя мое — Совесть!

Люди стремятся все в топы, в итоге под сейлы в стоки,

Проданы, преданы, прерваны и жестоки.

Запад решает кому жить на Востоке.

Забывшие принципы, веру, истоки

Что в наследство оставят своим потомкам?

Гаджеты, техно, нанонастройки,

И ни слова, что я есть,

И имя мое — Честь!

РАЗГОВОР С БОГОМ

— Не слишком ли много боли для одного человека?

— Нет! Ровно столько, насколько ты выдержишь,

И когда твоя душа станет твоей Меккой,

Ты сама из себя все эти колья выдернешь:

Из дырявого сердца, из чрева и со спины.

Из сердца отдай любимому — с прощеньем его вины,

Со спины — друзьям за предательства,

Но без почестей и ругательства —

Я сам всем воздам по заслугам.

И, поднимая свои рваные прямо колени,

Прочие дай Дьявола слугам:

Корысти, зависти, ярости и лени.

И не забудь поблагодарить за его тщетные

Коварные попытки, что ты одолела,

А я буду смотреть на тебя сверху, радуясь честно,

Что однажды послал твою сильную душу в твоё хрупкое тело.

ПОД КУПОЛОМ ЦИРКА

Под куполом цирка я видел печаль.

Ее искрометную кто-то подвесил

На крюк без страховки, накинув вуаль,

И тем представленьем народ был так весел.

Тот номер рисковый прошел на «ура»,

И каждый сидящий все жаждал развязки.

И то, что она там одна умерла,

Никто не заметил в безудержной пляске.

Я долго потом вспоминал ее крик,

Агония публике косвенно льстила,

А мне — будто комом сдавило кадык,

Но что-то спасти ее не допустило.

Нет, я не убийца, я так же как все:

Стараюсь не видеть, что стоптаны мощи…

Печаль ту потом отрубил дровосек,

Я клоунам хлопал: ведь так было проще.

НИ ЗА ЧТО И НИКОГДА

Могут быть война и голод,

Могут птицы не летать,

Может быть повсюду холод,

Иль огнём вулкан метать

Оголенный, словно, провод

Может Землю сотрясать,

Но какой быть должен повод,

Чтоб измученная мать

У кроватки в изголовье

Злые ночи напролет

Лишь молилась о здоровье

Малыша, что чуда ждет.

Среди ампул, трубок с кровью

Детство долго не живет,

Все же лучше, чем надгробье,

Не уходит вера…ждет…

Прижимает к сердцу чадо,

В ручке бледной нет тепла,

И в потухшем детском взгляде

Боль с подобием сверла.

Где-то там, на кромке ада,

Смерть похожая жила.

Ты спроси, что маме надо

Коль загадывать смогла б:

Только чтобы улыбнулся

И забыл он про беду,

Кувырком перевернулся,

Будто было все в бреду,

Припеваючи, проснулся,

И уселся за еду,

И с детьми играть вернулся

На площадку в детсаду.

Все возможно на планете:

Ураганный, жуткий ветер,

Штормы, смерчи в баллов двести,

Катаклизмов череда.

Но не может быть на свете,

Нет, не может быть на свете,

Ведь не может быть на свете,

Чтоб болели наши дети,

Чтоб болели наши дети,

ЧТОБ БОЛЕЛИ НАШИ ДЕТИ —

НИ ЗА ЧТО И НИКОГДА!!!